Хмурая, дождливая осень наступила… Для северных широт настала пора увядания и ночных заморозков. Еще несколько дней назад упал последний лист с березы в соседнем сквере. Ann сидела за столом и смотрела в окно. Романтизм не шел из головы, что ужасно злило ее. Ненависть ко всякой «слюнявости» последнее время стала для нее одним из главных убеждений. Она сама не могла определить, когда все это началось, да и Что, собственно, началось, но что-то, несомненно, происходило. Это нечто постепенно все больше вторгалось в ее жизнь, меняло взгляды, сея смуту и беспорядок. Заняться было нечем, впрочем, как и всегда. В обычной школе, где она училась, заданиями не перегружали, к тому же ушла добросовестность, с которой первоклассница Ann аккуратно делала уроки.

«И почему все не так?» - думала она, - «не думаю, что погода может влиять на настроение. Это романтические бредни. Ну, вот опять! Можно, конечно, почитать, но нет никакого желания. Смотришь в книгу.… Нет, нет! Я прямо сейчас докажу этому…хм…ну допустим этой депрессии, что я сильнее. Вовсе не обязательно, чтобы было весело. Сейчас встану. Прямо сейчас!» Она поднялась со стула и на мгновение замерла. «Как все надоело! Может…неет!» Ann отправилась на кухню, заглянула в холодильник и пошла обратно: никакого аппетита. По дороге она столкнулась со своей кошкой, такой же серой, как и все вокруг. Животное хотело продолжить свой путь, но Ann взяла ее на руки и понесла с собой. Теперь они обе безучастно смотрели в окно.

Наверное, стоит по подробнее познакомиться с Ann. Мы попытаемся узнать ее со всех сторон, единственное, что останется неизвестным – ее полное имя, но оно и не нужно для повествования.

Ann было 16, но это по документам, а чувствовала она себя на все 60. Она не была толстой, не была и худой, среднего роста, все в ней было пропорционально и даже правильно. Ann казалась хрупкой и ранимой, хотя сама она бы так не сказала. Что характерно для ее возраста, Ann не считала себя красивой до последнего времени. Теперь же подходя к зеркалу, она могла видеть очаровательное создание. «Красивее меня нет, есть симпатичнее», - говорила она себе и была права. Ее лицо обрамляли вечно распущенные черные волосы, доходившие до плеч. Ann никогда не заплетала кос, не делала причесок. Она считала это пустой тратой времени, тем более ей нравилось и так, а что до других, то черти с ними. Ее почти черные глаза очень смутно отражали состояния ее души: они выражали или ненависть, или грусть. Возможно, это оттого, что Ann никогда по-настоящему не радовалась, по крайней мере, последние несколько лет, а остального времени она не помнила. Отличительной особенностью ее памяти было то, что детства будто бы не было. Воспоминания были отрывочными и ужасно бессвязными. Из этого она сделала вывод, что ничего важного с ней за этот период не случалось… Но, что интересно, Ann от этого ничуть не страдала, не интересовалась у родственников, старых друзей семьи. Странная и печальная– вот два слова, в которых заключается все вышесказанное.

Тем временем наступал вечер. Ann поужинала и вновь вернулась в свою комнату – в ее обитель и бочку Диогена. Она хотела что-нибудь почитать. На глаза попался «Овод» Войнич, но после нескольких страниц она замерла, мысли унесли Ann куда-то далеко от романтических революционеров. Это с ней случалось часто, но больше десяти минут она так не сидела. Ann встала и прошлась по комнате. Что-то тревожило ее, но что?.. У нее была обычная семья, школа, ЖИЗНЬ. Вот-вот оно! Ее достала эта жизнь! (Ann вцепилась в эту мысль) Отчего все это? Неужели ей скучно, и именно это глупое романтическое чувство может отбить всякое желание жить? А что, собственно, не так? Все так. Все как у обычных людей (и почему я не хочу говорить «нормальных»?)

Действительно, у Ann были «друзья», с которыми они были абсолютно разные и назвались «друзьями» только в угоду обществу. Никаких проблем с учебой, родителями, вредными привычками. Никаких пьянок, танцев до утра и ночевок у подруг. Потребностей во «всякой ерунде и лишних приключениях» у Ann точно не было. «Переходный возраст», как причина ВСЕГО, отпадал сразу и не рассматривался (и это правильно, все это ни при чем). Итак, вывод отсутствовал. Как Ann ненавидела бесцельность, а именно такими и были сейчас ее мысли. Необычная личность? А что такое обычная? И кто в праве делить всех на эти категории? Каждый человек индивидуален и неповторим: фраза, которую она считала банальной, но справедливой за неимением доказательств против.

Человек развивается всю свою жизнь. Это факт. По всем прочитанным книгам: детство-время игры и учебы; юность-сплошные порывы и любовь-морковь, поиск своего призвания; зрелость-обустройство быта, семья,определенное положение в обществе;старость-время созерцания, оценок. Исключения составляют «лишние люди» - излюбленный термин в русской литературе, но это персонажи вымышленные и обобщенные, следовательно Ann к ним причислить нельзя. Получается, что из детства она перескочила в старость.

Тем не менее маразма, радикулита и маленькой пенсии у нее не наблюдалась, следовательно состарилась Ann духовно. Это означало бы что утрачен интерес ко всему, отгорождение от внешнего мира, религиозность и пофигизм. Но этого нет. Интересы? – книги, взаимодействие с обществом? – школа. Прибавьте атеизм и ежедневный просмотр новостей с жесткими комментариями. Чудная картина!

Одиннадцать. Пора спать. Ann плотнее заворачивается в одеяло и засыпает утомленная.

И снится нашей героине сон…

Ann, веселая, прекрасная нимфа, в венке из благоухающих мелких цветов, гуляет по реденькому, залитому солнцем, лесу.

Изящные олени пьют прохладную воду из ручья; яркие, маленькие птички щебечут без умолку; все цветет, живет, движется. Целая куча бабочек, неуловимых мотыльков и золотистых мошек разрезают воздух своими крылышками. Ann смотрит и не верит, ведь это – ее идеал. Так всегда представлялся ей лес: жизнь, веселье, гармония. Белка не убежала, когда Ann приблизилась к ней и протянула руку, а продолжала спокойно сидеть и, хлопая умными глазками, расправляться с большим орехом. Ann погладила мягкого зверька, потрепала ее ушки с кисточками. Тут рядом села серенькая птичка с веточкой вишни. Это был соловей. Ann взяла ягоды, а птичка присоединила к общему щебету свою песенку, от которой все зазвучало еще веселее. Это показалось странным, ведь соловей обычно печален, но если в этом лесу все меняется и обретает радость, то почему бы и нет. Наконец Ann вышла к тихой заводи горной речки, журчащей где-то неподалеку. На этом открытом пространстве воздух казался световым монолитом, ощущалась некая тяжесть, не нарушавшая идиллии. Ann словно поплыла сквозь эту массу золотых лучей… И тут она остановилась и затаила дыхание: черный лебедь! Она обожала этих птиц. Ann подошла ближе и села на камень у самой воды, который представлял собой самое мягкое сиденье, из-за покрывавшего его мха. Лебедь не обращал на нее внимания, он продолжал покоиться на воде и, казалось, любовался своим отражением в зеркале прохладных вод. Тут Ann почувствовала чье-то присутствие.

Она медленно обернулась и увидела большую черную пантеру с горящими желтыми глазами. Сама грация, кошка приблизилась к ней и положила голову на колени. Ann оглядела хищника: иссиня-черная шерсть немного отливала красным из-за лучей заходящего солнца. Тут животное подняло голову, рывком, словно долго пытаясь сделать это и пересилив себя. Взгляд-молния поразил, испугал и заставил Ann буквально отскочить. Черный лебедь с шумом взлетел…все смолкло. Ann продолжала вглядываться в светящиеся глаза. В них она увидела пламя, ярость, ум и печаль! Да, этот могучий зверь грустил! Ни прекрасный, нетронутый человеком лес, ни обилие дичи не делали хищника счастливым… Ann подошла и обняла его, и они сидели так долго-долго, согревая друг друга и гипнотизируя взглядом. Они общались без слов…черное и белое, дикое и человеческое понимая и сочувствуя. Тут зверь исчез… Ann заплакала и огляделась – никого. Тогда она подняла глаза к небу и увидела закат, горящий как глаза дикой, но ставшей родной кошки…

Пронзительный звон будильника заставляет Ann вздрогнуть и проснуться. Как на автопилоте, она добирается до ванной, завтракает, одевается. Сама Ann еще где-то далеко. Она не может объяснить свой сон и, как обычно, во всем обвиняет свои расшатанные нервы и глупый романтизм. Абсурдные размышления на тему сновидений и проч. Ann ненавидела и всегда жестко высмеивала их, но сейчас она сама не понимает слез на глазах и какого-то странного, горького ощущение потери, рыданий, готовых вырваться из груди против ее воли… Из зеркала смотрит все та же красавица, только глаза покраснели и чуть припухли, от больного вида Ann уже не рассчитывала избавиться, а все остальное пройдет после прогулки до школы.

Девочка (Ann ненавидит когда ее называют «девушка», ей кажется это унизительным) словно бежит из дома, чтобы отвлечься от «глупостей», а вовсе не от непреодолимой тяги к учебе. Что же на улице? «Лучше бы дома сидела»,- первая мысль Ann. Осень.

Как она могла забыть? По большому счету, время года не имеет значения, если живешь в Петербурге все время, кроме лета: или грязь, или холод. Исключение могли составить только начало сентября или конец мая – в это время духота. Не любила Ann свой город, не смотря на все архитектурные шедевры, дворы-колодцы и высокохудожественные хрущевки. Ей бы в деревню, на природу, причем чем меньше будет людей, тем лучше. Ann хотелось иметь домик, утопающий в зелени летом или в снегу зимой, множество книг, кошку черного цвета и еще много всего, а она вынуждена созерцать скудную растительность небольшого грязного сквера. Сегодня утром как и всегда всходило солнце. Ann отметила, что оно стоит над горизонтом ниже чем вчера в это же время – скоро зима…будут морозы, сугробы, метели и…каникулы, которые она обязательно проведет в деревне! В школе все будут мерзнуть, а она – нет, и учителя и родители будут ругаться, что Ann не одевает свитера и т.д.

Обычно дорога до школы занимает минут семь, но сегодня Ann шла медленнее: времени было достаточно, а прийти раньше значило бы дольше находиться в неприятном обществе. Она размышляла о себе и о других и поймала себя на мысли, в которой заключалась что-то ужасное: Ann совсем не нужны люди! Более того, она их всех ненавидела, хотя считала, что ее ненависти достойны лишь немногие. Страшнее всего то, что это была правда. Она никогда не мечтала о замужестве или о детях (по крайней мере Ann этого не помнила), во всех людях, окружавших ее, она удивительно быстро и точно находила все отрицательные и слабые черточки, над которыми издевалась в своих внутренних монологах. Справедливости ради следует заметить, что к себе она была едва ли не более придирчива, чем к остальным. Ann олицетворяет собой прекрасного теоретика: замечательно и ровно учится, пишет хорошие, «умные» сочинения, любой материал усваивает легко…но вот приготовить обед – это для нее настоящее мучение. Впрочем ее никто и не заставлял готовить, стирать, гладить и т.п. «Я не для этой жизни,»-так часто говорила себе Ann. Она, действительно, являлась некой декорацией: украшала, но не принимала активного участия в спектакле.

А вот и «родная школа»… «Уф! Ну я пошла!» и она пошла, немного вздрогнув от злобы на орущих учеников. Целых 6 долгих часов ей предстоит провести здесь.

Вот она заходит в кабинет… «Привет всем!»- именно с этой фразы она начинала каждый раз, поскольку таким образом не приходилось отвечать каждому, кто здоровался, а здоровались все. «Какой глупый рефлекс приветствия! Ведь ни мне, ни им оно не нужно. Не то чтобы мы были лютыми врагами, нет. Но по-моему здороваться надо только когда этот человек тебе симпатичен, или когда деловая встреча… А тут получается глупая дань этикету, поскольку на деловую встречу это сборище не похоже. И я тоже с ними, и я такая же! Ужас!» Звонок, урок, на котором хочется спать. «Надо однозначно раньше ложиться! Так я, плюс ко всему, сокращу время своих бессмысленных рассуждений, вгоняющих меня в тоску темно-зеленого цвета.» (давайте, я больше не буду говорить, что фразы в кавычках относятся Ann) Опять звонок, переход в другой кабинет, переброска ехидными фразами с «кровным врагом»(«кровный враг»-человек, которому Ann в данный период больше всего не симпатизировала и, когда становилось скучно, развлекала себя мелкими спорами, из которых всегда выходила с победой. Поскольку победы надоедали, Ann меняла своих врагов.

Обычно, решив что враг устарел, она торжественно назначала себе нового в своем внутреннем суде. Только не подумайте, что Ann старая склочница! Эти «мелкие хулиганства» она позволяла себе очень редко, т. к. вполне довольствовалась самим фактом наличия врага.) Череда перемен и уроков, глупые разговоры. Вот эти разговоры Ann то любила, то ненавидела. Любила за то, что над ними можно смеяться всегда, а ненавидела за глупость и однообразие. Темы не менялись: 1. как мы вчера тусовались, 2.Саша К. бросил Машу Г., 3. Какая же дура эта русичка (химичка, математичка…) Иногда обсуждался чей-то новый мобильник (плеер, рюкзак). Ann всегда жалела, что ее одноклассники не вели бесед о «музыке»( Ann даже говорила это слово с особой иронией, поскольку считала, что такого высокого названия не достойно большинство того, что ей приходилось слышать по радио, видеть по телевизору). Ей было бы безумно весело и интересно посмотреть как кто-то будет защищать рэп, кто-то дешевую попсу, кто-то «русский рок»(это сочетание слов у Ann ассоциировалось с социально направленными еще советскими группами) и т.д. Она бы смогла много нового узнать, но не судьба… Звонок с последнего урока. «Домой! Бежать отсюда. Из этой духоты и шума»

Ann, как и всегда, шла целеустремленно и быстро. Домой ей не очень хотелось, но куда-то же надо идти. Чтобы время не пропадало, Ann думала, да она всегда думала. «Девушка, не подскажете время?» - спросил какой-то прохожий. В глазах у Ann появилась ненависть: «Половина третьего» - сухо ответила Ann и бросила свой угрожающий взгляд на незнакомца. «Мало того, что ты мои размышления прервал, так ты меня еще и обозвал этим мерзким словом! Ненавижу людей!» - примерно так она хотела ответить, но воспитание не позволяло таких выходок. Парень был довольно симпатичный, высокий (для Ann все были высокими, т.к. она сама 1м 60см), но это все осталось незамеченным, к его большому сожалению, поскольку именно с этого разозлившего Ann вопроса он хотел начать знакомство. «Спасибо» - как-то смущенно ответил злостный нарушитель чужого спокойствия. Нет, так просто он не сдастся! Все девчонки сами вешались ему на шею, а эта готова была задушить на месте. Очень интересным созданием показалась Ann нашему Re(чтобы никто не обиделся, назовем его так). «А Вы часто здесь ходите?»- задал он самый бездарный вопрос в своей жизни. «Ну, если можно лопнуть от злости, то это произойдет сейчас!» Ответ был произнесен уже готовым сорваться голосом: «Извините, но я спешу,»- после этой универсальной реплики, которую Ann любила использовать, она продолжила свой целенаправленный поход, даже полет, домой. Сама она, наверное, не заметила, что пошла в два раза быстрее: настоящая фурия! «Хоть бы больше никто на глаза не попался! Я сейчас зла на всех.» Но кое-кто все же попался. Это были люди, идущие в близлежащую церковь. «Я предупреждала! Опять эта толпа, которой доставляет огромное удовольствие толкаться в душном помещении. Некрасивые свечки, которые выжигают остатки кислорода… Вы, значит, так душу очищаете? Думаете, попы водой побрызгают, и исчезнут все трудности? Или ваша молитва долетит сквозь крики «Чего ты толкаешься!.. Платок одень!..»? Что-то мало я вижу тут счастливых лиц, из чего делаем вывод: вас не слышат! Они идут молиться, чтобы дважды два не было четыре! Все равно будет! Ничего не изменится, мертвые не воскреснут, мир не перевернется, и деньги (или еда) с неба не посыплются! Я не против бога: есть - так есть, нет - ну и ладно. Но вместо того, чтобы пытаться что-нибудь изменить в своей жизни, на что тратится время??? Им так легче жить? Слабо верится… Русская душа… Лучше лоб разобью в молитве, чем пойду что-нибудь делать.

Хорошо же мы будем жить с такими душами! А, с другой стороны, какое мне дело? Пусть они во все это верят. Откуда у меня такое участие к этим людям? Это, наверное, пережиток коллективизма, когда каждый хочет вмешаться в судьбу другого, «открыть ему глаза». И я, я тоже хочу, чтобы все поняли правду, но мою правду…»

«Ну вот я и дома. Теперь – обедать» Надо сказать, что дома Ann всегда могла побыть одна в своей комнате, и никто к ней не приставал. Никогда она не понимала своих одноклассников, у которых были «проблемы с родителями», просто сами эти люди были, по ее мнению, ходячими проблемами. Правда, у Ann не было разговоров по душам с мамой, папой или бабушкой. Ей всегда было немного неуютно в компании родственников, ведь они ожидали от нее любви и участия в их разговорах, в которых Ann, как ни пыталась, не могла увидеть ничего полезного или занимательного. Всеобщие застолья она просто ненавидела, а когда это происходило у них дома… «Придут, будут громко выражать свою радость по поводу встречи или вкусной колбасы, причем радость и в первом и во втором случаях равносильна. К ним еще в домашней одежде не выходи, а наряжайся как к английской королеве!

Опять будут обниматься и говорить, как я выросла, хотя видели меня максимум 3 недели назад! Если мне удастся остаться где-нибудь одной, то все равно будут долетать обрывки разговоров. Ненавижу, когда они говорят обо мне! «Ой, она у нас такая большая! Настоящая девушка!» А потом меня кто-нибудь найдет и позовет есть, еще и спросит, не болит ли у меня чего, и что я тут одна сижу. Ну вот как я могу их любить?» Благо, такое испытание, после которого Ann обычно отходила денька два, предстояло не скоро.

После обеда и короткого разговора на тему «как дела» с матерью Ann села делать уроки. Как всегда, на это ушло около 1,5 часов. «Теперь вновь свобода. Свобода в плену! Жизнь не может дать свободу, я сама не могу позволить себе свободу! Я уже привыкла быть «в рамках», привыкла хорошо покушать и иметь место, где можно уютно поспать. Теперь я не смогу вырваться из этих пут к свободе, это был мой выбор. Все утрачено… Знаю, много раз думала: вот закончу институт, начну работать, буду получать много денег и путешествовать во время отпуска. Свободной стану только на пенсии, если доживу… Можно быть проводником в поезде, можно ездить автостопом, можно попроситься на корабль дальнего плавания… Но в поезде вечно приключения, не самые интересные для меня, автостоп – это хорошо, но кушать хочется, а с моей «коммуникабельностью»… На корабле могу быть стюардессой, но ведь не буду! Хоть я триста раз в день буду говорить себе, что я – потомок кочевников, себя переубедить невозможно. Я не хочу, боюсь неизвестности! А смерть? Это тоже неизвестность, только неизбежная, а потому не столь страшная. Какая разница, умру я сейчас или завтра или через 100 лет? Да никакой! Что толку, если я сделаю какое-нибудь открытие, стану знаменитой или останусь просто Ann? Ах, ну конечно, я улучшу жизнь людей и, если повезет, свою.

Очень надо! Все равно смерти не избежать, это научно доказанный факт! Возможно, единственный, в который я полностью верю. И счастливый и несчастный умирают в конце концов. То, что кто-то попадет в рай, а кто-то в ад ничем не подтверждено и не опровергнуто. В таком случае, я выношу еще гипотезу: ничего после смерти нет. По крайней мере ничего похожего на жизнь в нашем понимании. Мы осознаем жизнь при помощи мозга. Но мозг умирает, т.е. перестает действовать, а следовательно, мы не можем уже ничего ощущать, осознавать, чувствовать. Все. Мы даже не поймем, что умерли. Печально? Нет, норма. Просто и легко, как и все в природе. И люди, как и всегда, пытаются это осложнить, найти подвох… Жаль, я не могу убить себя, потому что боюсь…нет, не смерти, а боли. Я боюсь, что больно резать вены, больно, когда стукаешься об асфальт, когда душит петля, когда яд останавливает сердце… Я просто боюсь, хотя потом мне вдруг станет все равно… Раз – и все. Гудбай, Америка и не только. Мне плевать, что кто-то будет плакать, а кто-то вздохнет с облегчением, я просто боюсь и не знаю, как преодолеть этот страх…»

Ann опять сидела опустошенная. Ей не было стыдно за свои мысли, которые в некоторой степени относились к романтизму, не было от них весело. Так всегда, когда думаешь о том, что действительно тебя тревожит, интересует, пугает и манит одновременно. « Чем бы заняться? Хорошо, что завтра на английский – не надо будет решать этот вопрос. Ладно, делать все равно ничего умного не могу – слушаем музыку!» Включила радио – не слишком попсовое, не очень интересное, но хоть что-то.

После того, как ей еще раз за последние 30 минут спели песню про новый магазин сантехники, она мягко опустила рычажок, не давая себе выплескивать свои эмоции на технике, к которой всегда относилась бережно. В таком «милом» настроении ей надо было над чем-нибудь поиздеваться, оторваться по полной программе, растоптать и попрыгать. Да, телевизор! Если попадутся новости – идеально. Щелкаем кнопки…1,2,3…нет новостей! Ну везде фильмы или советы дачникам! Если не везет – так по-крупному. «Оп!

Удача! МТV! Еще и хит-парад какой-то. Интересно, сколько новой дряни я увижу, если учесть, что этот канал не смотрела последние полгода, а может дольше?» Думаю не стоит приводить здесь все замечания, которые Ann высказывала, видя те же лица с теми же мелодиями, но, несомненно, более тупыми текстами. Либо все деградировали ускоренными темпами, либо Ann отстала от жизни и не понимает, что в «музыке» текст не должен ничего значить. Она думала отдохнуть на песне Belle, поскольку название было на незнакомом ей языке, следовательно слов она не поймет, и, может быть, повезет с мелодией. Ann слишком много мечтала!

Рифмы «свет-бред-нет-обед-компот», которыми кто-то силился передать глубокие чувства к «дерзкой цыганке», повергали в состояние легкой озлобленности, когда хочется сломать стул или выкинуть пианино из окна пятого этажа на заранее приготовленный телевизор, который держит автор этих высокохудожественных слов, стоящий прямо под этим окном. К тому же, «Собор Парижской Богоматери» Ann считала очень хорошей книгой, и такие издевательства ее задевали. Итак, телевизор был в срочном порядке отключен от питания. «Все, спать!» И Ann действительно пошла спать в 22.30.

Наступил новый день. Все шло как обычно. Ann возвращалась из школы в более-менее хорошем настроении. «Здравствуйте! Я Вас вчера, кажется, разозлил… вот решил извиниться» - обратился к ней вчерашний прохожий. «Извиниться он решил. Значит караулил тут. Очень интересно! Какая благовоспитанность!» - тут же начала про себя иронизировать Ann. «Хорошо, извиняйтесь!»

- Простите меня, пожалуйста!

- Хорошо, прощаю.

- Сегодня у Вас настроение лучше чем вчера. Да?

- Да, но Вы хотите его испортить.

- Ни в коем случае! Мне ведь тогда опять придется извиняться.

- Для Вас это трудно?

- Если перед Вами, то нет. Это скорее удовольствие.

- Ну, что ж, очень хорошо.

Теперь Ann смогла разглядеть этого назойливого человека. Высокий, с черными волосами средней длины, немного худощав, бледный вид, глаза непонятного цвета. Короче, далеко не идеален, но отвращения не вызывает. А потому он был торжественно занесен в «список людей, на которых можно остановить взгляд» под номером 5. Все предыдущие люди тоже были незнакомыми – Ann видела их на улице, в метро. Новоиспеченного «красавца» она окрестила лицом средней паршивости и осталась довольна. Как никак пополнение в списке за 7 месяцев! А пятый номер – это уже юбилей (до круглого числа Ann могла и не дожить).

- Вы спешите?

- Нет, я просто стараюсь не терять время.

- А как Вас зовут?

- Это так важно?

- Скорее интересно. Меня Re.

- А я – Ann. Ваше время истекло. Пока!

- До свидания…

«Превосходно! Я зачем-то говорила на улице с совершенно незнакомым мне человеком. Похоже на психическое отклонение. А вообще, ничего страшного, если не принимать в расчет то, что я боюсь людей. Завтра его наверняка здесь не будет, он в любом случае меня не увидит – завтра только 5 уроков, послезавтра – 7. Два облома подряд никто не выдержит. И откуда такая уверенность, что он будет меня ждать? Почему-то она есть… Бред!»

И опять был обыкновенный день. И Ann опять шла из школы. Она увидела Re издалека и решила пройти по другой дорожке в сквере. Идея провалилась.

- Привет!

- Ты намерен караулить меня каждый день?

- Думаю, мой ответ тебя не обрадует: да, ты угадала.

- Радоваться правда нечему. Причины?

- Я еще не определил их до конца.

- Тебе нечего делать?

- Нет. Занятие всегда можно найти.

- Ты говоришь мои слова.

- Сходство мнений ты не допускаешь?

- Допускаю.

- Ты не хочешь со мной разговаривать?

- Мне все равно, поскольку я в любом случае двигаюсь в сторону дома, следовательно цель имеется.

- Не признаешь бесцельности?

- Стараюсь во всем найти смысл.

- Сквер кончается. Можно проводить тебя до дома?

- Нет. Я дойду сама – пока что я в состоянии это сделать.

- Злишься?

- Нет. Это просто привычка. Я обязана всегда сказать что-нибудь с издевкой. Пока!

- Пока!

«Смешной парень. Он думает, что он умный? Пусть будет, ладно. Я действительно ничего не теряю. В крайнем случае я могу просто молчать, и он отстанет. Может и от него будет польза? Заведем себе друга. Буду с ним своими теориями делиться, он ведь явно старше моих одноклассников – может, поймет мои идеи?»

Дни шли, Ann виделась с Re после школы. Говорили обо всем и ни о чем. Иногда спорили. Ann привыкла к нему, он ее веселил: однажды принес ей цветок, после чего Ann долго ему объясняла, что срезанные цветы – это трупы. Было интересно за ним наблюдать: сначала немного расстроился, потом понял и стал горячо соглашаться. Ann стала смутно осознавать, что имеет над ним какую-то власть, поскольку довольно легко убеждала его в своей правоте по различным вопросам. Иногда она сама себе противоречила, но он ее все равно поддерживал и слушал. Только в одном их мнения всегда расходились – любовь. Они понимали ее по-разному. Re имел по этому вопросу книжно-романтические взгляды, а Ann… «Вся эта любовь-морковь, огурцы и помидоры – выдумка романтиков, красивая сказка. Как сказал Тургенев: Любовь – чувство напускное. Я с ним полностью согласна. Ты добровольно принимаешь недостатки другого, прощаешь все на свете. Почему? Есть два ответа: либо ты – осел, либо влюбленный.

Так вот я думаю, что эти ответы равнозначны. Когда умный человек убеждает себя, что он влюблен, он становится ослом! Только тут надо очень качественно себе это внушать, не как психологи, гораздо лучше. Чтобы влюбиться «по-романтически» нужно добиться безумия и иступленного восхищения чужим(!) человеком. И высказывания типа «ты просто еще не любила» я как опровержения даже не рассматриваю. Естественно, я не любила! И могу пообещать, поклясться, что это со мной никогда не произойдет! Нет любви в этом мире! Есть инстинкты и мечты, которые мы маскируем за красивым словом любовь. Мне, может быть, самой не хочется, чтобы это было так, но это так! Каждый день я нахожу новые примеры и доказательства моего мнения.» Re возражал, но Ann только посмеивалась и отпускала колкости. В целом, он был неплохим другом, только вот очень романтизированный.

Весна-весна! Не важно, что она опять наступила в мае. Главное, что черемуха расцвела. Это были единственные цветы к которым Ann была неравнодушна и нюхала их с огромным удовольствием, таким образом позволяя себе некоторую романтичность. Опять она вернулась домой после школы и разговора с Re с благоухающей веточкой в руках. Настроение приподнятое…отлично! Ann разрешила себе включить радио и спеть вместе с ним. Она почти всегда напевала себе под нос мелодии, и, надо заметить, в ноты попадала.

Какие-то песенки играли, большей частью знакомые, но, к чести радио, и нового хватало. Одна новая Ann даже понравилась, она взяла ее на вооружение. Названия она, конечно, не знала, но основная мысль была такая: любовь – похороны сердец и ода жестокости. Премилая фраза! Она обязательно расскажет это Re.

Пусть и была весна и все такое, но мысли о смерти Ann не оставляла и даже стала больше ей заниматься. Она решила найти себе убийцу, который ей и поможет. Только не алкаша или маньяка. Ann хотела умереть молодой. Пусть ТАМ ничего нет, ей все равно.

Не нужен ей был этот долгий плен – жизнь. Каждый вечер теперь она плакала, подолгу, тихо. Ее не оставляла эта мысль. Нет, протеста не возникало! Ann плакала от своего бессилия, отсутствия воли. Она ненавидела себя за слабость. Другие, не такие умные, и те решаются и все, а она не могла. Какой-то мерзкий инстинкт жизни мешал ей! Мешал исполнить мечту…самую любимую и реальную. Никто не замечал ее внутренней борьбы, поскольку больной вид был для нее обычным состоянием.

Была середина мая. Ann разговаривала с Re. И тут он сказал: « Что бы ты там ни говорила.., можешь считать это бредом, но я должен тебе сказать..»

- Что сказать? Опять романтика?

- Да. Я тебя люблю.

- Так… Прямо вот так, как ты говорил в наших спорах?

- Да.

- Ой, черт! Ты даже покраснел. К жизни, друг мой! Мне то что делать?

- Не знаю, но только не дразни меня и не оставляй.

- Не буду, не буду, только спокойнее. «Сейчас будем выяснять. Мысль гениальная, и если он говорит правду, то конец скоро. Неужели получится?»

- Ann, ты не обижаешься? Почему ты молчишь?

- Я обдумываю. Ты не боишься, что я смогу тебя использовать?

- Я желаю только этого! Если я смогу что-то для тебя сделать…Я на все готов!

- На все не готов никто.

- Нет, неправда! Я готов. Вот хочешь, я в Неву с моста прыгну?

- Так или с разведенного?… Нет, не надо прыгать. Потом, без меня развлекаться нырянием будешь.

Она остановилась и посмотрела в его глаза. «Странно, никаких изменений не вижу…Ох уж эта мне романтика!»

- Значит так, Ромео! Обещай, что ты не откажешься от своих слов!

- Клянусь…

- Нет, не клянись.

- Хорошо, обещаю.

- Спасибо. Ну, до завтра. Попробуй хорошенько выспаться. Тебе ведь никуда не надо идти субботним утром?

И Ann ушла, не услышав ответа. Все решено.

Как всегда, Ann сделала домашние задания. Родители уехали на дачу, хорошо. Она достала легкие черные брюки и любимую темную кофточку, даже погладила их. Потом в ванну. Плескалась долго-долго. Родители вернутся завтра поздно вечером. Все было идеально, но это все зависело от Re. Дискомфортное ощущение рабства… «Конечно, он согласится! Он всегда понимал меня! К тому же обещание… Я не должна думать по-другому»

В этот день Ann шла в школу с радостью, несмотря на то, что не спала всю ночь. Такой ночи у нее еще не было и уже не будет.

Она не плакала, а только думала, и ее веселили ее мысли. Ann сегодня жалела своих одноклассников, искренне, без иронии. «Вы не знаете, что сегодня я стану счастлива. Вы так много чего не знаете! Бедные мои! А потом вы услышите обо мне, задумаетесь и, может быть, что-то поймете. На будущей неделе…смешно…»

Re был там же, где и всегда. Ann так и не позволила ему встречать ее у школы – ей не нужна гласность. Она впервые поздоровалась первой.

- Привет! Не передумал?

- Привет! Все так же.

- Точно?

- Абсолютно.

- Тогда ты сейчас идешь ко мне в гости!

- Но я не при параде…

- Родителей нет.

- А зачем? Что мы будем делать?

- Это твой второй бездарный вопрос. Ну конечно мы будем наряжать елку! Шагом марш! Раз-два!

- Ann, я тебя не понимаю. Ты мне полгода запрещала тебя провожать, и вдруг…

- Ты помнишь свое обещание?

- Конечно.

- Тогда молчи, пока я не разрешу продолжить тебе свою мысль.

«Как легко я сейчас с ним говорю! Главное не потерять себя! Не поддаться на его романтические сказки. Я смогу, все получится. Когда чего-то хочешь, то вся вселенная будет тебе помогать. Хорошо бы…»

- Ну вот и пришли! Проходи, садись. Сейчас я буду с тобой говорить серьезно. Честно. Разрешаю тебе отвечать на мои вопросы и высказывать свои мысли, только если я попрошу тебя замолчать, ты замолчишь. Понятно?

- Вполне.

- Слушай. Мы с тобой знакомы уже приличное время. За эти месяцы я к тебе привыкла, а ты даже меня полюбил. Это все здорово. Недавно ты пообещал мне, что выполнишь любую мою просьбу. Так?

- Да.

- Ты не отказываешься от своих слов? Подумай, я спрашиваю в последний раз.

- Нет, я не отказываюсь. Я тебе доверяю. Ты не попросишь невыполнимого.

- Ты прав. Погоди, мне надо собраться. Выпей пока чаю.

- Ann...

- Молчи, бери печенье.

- Ann…

- Помолчи! «Только бы не отказался! Я надеюсь на него…так много сейчас от него зависит! Пусть кто-нибудь поможет мне.

Бог или сатана, мне все равно! Ладно, я спокойна. Все получится. Уверена в своем решении? Да, впервые в жизни я уверена!»

Теперь дослушай меня до конца, не перебивай. Все что захочешь скажешь потом, я дам тебе время. Ладно?

- Хорошо, только ты меня все больше…

- Пугаю?

- Нет, скорее настораживаешь.

- Теперь мой монолог. Re, мы с тобой много говорили о жизни и о смерти. Ты знаешь мою позицию, она отличается от твоей, но я прошу сейчас забыть о спорах по этому поводу. Тебе я рассказала все причины, по которым я не слишком хочу жить, и ты посчитал их объективными, хотя для себя ты их не принял. Я искала человека, который поможет мне… Я хочу, чтобы это был ты! Понимаешь?

- …

- Я хочу, чтобы ты убил меня! Это моя просьба. Она выполнима. Я возьму лезвие в свои руки, ты должен будешь просто вести мою руку, потому что я боюсь, что моя задрожит, и я только наврежу себе. Это все, что от тебя требуется. Нет, ты еще должен остаться со мной до конца. А когда уйдешь – не закрывай дверь. Все. Ты обещал мне. Я много раз спрашивала, не отказываешься ли ты – ты не отказался. Говори.

- Ann, ты не шутишь? Ты здорова?

- Я тебе уже сказала. У меня все готово.

- Я не смогу.

- Ты должен! Ты же любишь меня! Помнишь песенку «Love’s the funeral of hearts and an ode for cruelty…»? Подходящая для этого момента. Да?

- Да.

- Ты согласился.

- Нет!

- Ты только что сказал – да.

- Ты спросила про песню!

- Чего ты боишься? Мне не будет плохо, я уйду и все.

- Я не могу убить свою любовь!

- Как это не можешь? Любовь всегда убивает людей! Она жестока. Так придумали люди, они сами так хотели. Может, ты хочешь отказаться от любви? После того, как ты убеждал меня в нерушимости этого чувства, для тебя это будет значить полный крах, да и для меня.

- Я не хочу тебя терять.

- Все равно потеряешь, ведь я не люблю тебя! Не сделаешь этого, я все равно не отступлюсь. Я вычеркну тебя из моей жизни. Поверь, мне это ничего не стоит. А так, я буду с тобой до конца.

- Ann, я прошу тебя, подумай!

- Да я тысячи раз думала! Я думала все время! Такие вопросы быстро не решаются.

- А как же солнце…

- Звезды, Луна, воздух, птички? Мне это не нужно!

- А я?

- Тебе известно, что я эгоистка. Иди ближе.(Он подошел) Смотри внимательно. Я буду держать руку вот так. Вот вены, видишь? Дай ручку!(Она нарисовала линию.) Ясно? И на этой руке, чтоб быстрее. Лезвие острое. Вести будешь четко по линии, но не слишком медленно. Надеюсь, ты не падаешь в обморок от вида крови? Нет? Ну и славно. Пошли в ванну – не хочу портить мебель. (Они пошли) Я опущу руки в воду, говорят, так не больно. Давай, я готова… (Ann закрыла глаза) «Сбылась мечта идиота!

Действительно не больно, так, немного неприятно. Пошло» Теперь положи меня красиво и сядь рядом. «Десять, девять, восемь…»

Спасибо тебе. «…семь, шесть, пять, четыре…гудбай америка, и не только…three little words…три, два, один…»